Неточные совпадения
Я
работаю здесь, сидя на месте, и я счастлив, доволен, и нам ничего более не нужно
для счастья.
— Я не про то говорю, — сказал он. — Я говорю, что я
для своей выгоды делаю. Мне выгоднее, если мужики лучше
работают.
— Не могу, — отвечал Левин. — Ты постарайся, войди в в меня, стань на точку зрения деревенского жителя. Мы в деревне стараемся привести свои руки в такое положение, чтоб удобно было ими
работать;
для этого обстригаем ногти, засучиваем иногда рукава. А тут люди нарочно отпускают ногти, насколько они могут держаться, и прицепляют в виде запонок блюдечки, чтоб уж ничего нельзя было делать руками.
Он считал переделку экономических условий вздором, но он всегда чувствовал несправедливость своего избытка в сравнении с бедностью народа и теперь решил про себя, что,
для того чтобы чувствовать себя вполне правым, он, хотя прежде много
работал и нероскошно жил, теперь будет еще больше
работать и еще меньше будет позволять себе роскоши.
— Позволь, — перебил с улыбкой Сергей Иванович, — личный интерес не побуждал нас
работать для освобождения крестьян, а мы
работали.
— Вы бы лучше думали о своей работе, а именины никакого значения не имеют
для разумного существа. Такой же день, как и другие, в которые надо
работать.
— Я ищу средства
работать производительно и
для себя и
для рабочего. Я хочу устроить… — отвечал он горячо.
Он стал смотреть на свою картину всем своим полным художественным взглядом и пришел в то состояние уверенности в совершенстве и потому в значительности своей картины, которое нужно было ему
для того исключающего все другие интересы напряжения, при котором одном он мог
работать.
— Да ведь этим нечего останавливаться, что теперь не надобны писаря: после будет надобность.
Работать нужно
для потомства.
— Да я и строений
для этого не строю; у меня нет зданий с колоннами да фронтонами. Мастеров я не выписываю из-за границы. А уж крестьян от хлебопашества ни за что не оторву. На фабриках у меня
работают только в голодный год, всё пришлые, из-за куска хлеба. Этаких фабрик наберется много. Рассмотри только попристальнее свое хозяйство, то увидишь — всякая тряпка пойдет в дело, всякая дрянь даст доход, так что после отталкиваешь только да говоришь: не нужно.
Подать что-нибудь может всякий, и
для этого не стоит заводить особого сословья; что будто русский человек по тех пор только хорош, и расторопен, и красив, и развязен, и много
работает, покуда он ходит в рубашке и зипуне, но что, как только заберется в немецкий сертук — станет и неуклюж, и некрасив, и нерасторопен, и лентяй.
Всю домовую работу Лонгрен исполнял сам: колол дрова, носил воду, топил печь, стряпал, стирал, гладил белье и, кроме всего этого, успевал
работать для денег.
— Забавник! — громко проговорил хозяин. — А
для ча не
работаешь,
для ча не служите, коли чиновник?
Кулигин. Как же, сударь! Ведь англичане миллион дают; я бы все деньги
для общества и употребил,
для поддержки. Работу надо дать мещанству-то. А то руки есть, а
работать нечего.
На балконах и в окнах домов
работали драпировщики, развешивая пестрые ковры, кашмирские шали, создавая пышные рамы
для бесчисленных портретов царя, украшая цветами гипсовые бюсты его.
— Ну, что уж… Вот, Варюша-то… Я ее как дочь люблю, монахини на бога не
работают, как я на нее, а она меня за худые простыни воровкой сочла. Кричит, ногами топала, там — у черной сотни, у быка этого. Каково мне? Простыни-то
для раненых. Прислуга бастовала, а я —
работала, милый! Думаешь — не стыдно было мне? Опять же и ты, — ты вот здесь, тут — смерти ходят, а она ушла, да-а!
Самгин наблюдал шумную возню людей и думал, что
для них существуют школы, церкви, больницы,
работают учителя, священники, врачи. Изменяются к лучшему эти люди? Нет. Они такие же, какими были за двадцать, тридцать лег до этого года. Целый угол пекарни до потолка загроможден сундучками с инструментом плотников.
Для них делают топоры, пилы, шерхебели, долота. Телеги, сельскохозяйственные машины, посуду, одежду. Варят стекло. В конце концов, ведь и войны имеют целью дать этим людям землю и работу.
Поработав больше часа, он ушел, унося раздражающий образ женщины, неуловимой в ее мыслях и опасной, как все выспрашивающие люди. Выспрашивают, потому что хотят создать представление о человеке, и
для того, чтобы скорее создать, ограничивают его личность, искажают ее. Клим был уверен, что это именно так; сам стремясь упрощать людей, он подозревал их в желании упростить его, человека, который не чувствует границ своей личности.
— Мне рассказала Китаева, а не он, он — отказался, — голова болит. Но дело не в этом. Я думаю — так: вам нужно вступить в историю, основание: Михаил
работает у вас, вы — адвокат, вы приглашаете к себе двух-трех членов этого кружка и объясняете им, прохвостам, социальное и физиологическое значение их дурацких забав. Так! Я — не могу этого сделать, недостаточно авторитетен
для них, и у меня — надзор полиции; если они придут ко мне — это может скомпрометировать их. Вообще я не принимаю молодежь у себя.
«Народ», — думал он, внутренне усмехаясь, слушая, как память подсказывает ему жаркие речи о любви к народу, о необходимости
работать для просвещения его.
Самгин решил, что это так и есть: именно вот такие люди, с незаметными лицами, скромненькие, и должны
работать в издательстве
для народа.
— Впрочем, этот термин, кажется, вышел из употребления. Я считаю, что прав Плеханов: социаль-демократы могут удобно ехать в одном вагоне с либералами. Европейский капитализм достаточно здоров и лет сотню проживет благополучно. Нашему, русскому недорослю надобно учиться жить и
работать у варягов. Велика и обильна земля наша, но — засорена нищим мужиком, бессильным потребителем, и если мы не перестроимся — нам грозит участь Китая. А ваш Ленин
для ускорения этой участи желает организовать пугачевщину.
С той поры он почти сорок лет жил, занимаясь историей города, написал книгу, которую никто не хотел издать, долго
работал в «Губернских ведомостях», печатая там отрывки своей истории, но был изгнан из редакции за статью, излагавшую ссору одного из губернаторов с архиереем; светская власть обнаружила в статье что-то нелестное
для себя и зачислила автора в ряды людей неблагонадежных.
За городом
работали сотни три землекопов, срезая гору, расковыривая лопатами зеленоватые и красные мергеля, — расчищали съезд к реке и место
для вокзала. Согнувшись горбато, ходили люди в рубахах без поясов, с расстегнутыми воротами, обвязав кудлатые головы мочалом. Точно избитые собаки, визжали и скулили колеса тачек. Трудовой шум и жирный запах сырой глины стоял в потном воздухе. Группа рабочих тащила волоком по земле что-то железное, уродливое, один из них ревел...
— В этом же углу лежат и замыслы твои «служить, пока станет сил, потому что России нужны руки и головы
для разработывания неистощимых источников (твои слова);
работать, чтоб слаще отдыхать, а отдыхать — значит жить другой, артистической, изящной стороной жизни, жизни художников, поэтов».
«Увяз, любезный друг, по уши увяз, — думал Обломов, провожая его глазами. — И слеп, и глух, и нем
для всего остального в мире. А выйдет в люди, будет со временем ворочать делами и чинов нахватает… У нас это называется тоже карьерой! А как мало тут человека-то нужно: ума его, воли, чувства — зачем это? Роскошь! И проживет свой век, и не пошевелится в нем многое, многое… А между тем
работает с двенадцати до пяти в канцелярии, с восьми до двенадцати дома — несчастный!»
— Что ж делать! Надо
работать, коли деньги берешь. Летом отдохну: Фома Фомич обещает выдумать командировку нарочно
для меня… вот, тут получу прогоны на пять лошадей, суточных рубля по три в сутки, а потом награду…
«Да, если это так, — думала Вера, — тогда не стоит
работать над собой, чтобы к концу жизни стать лучше, чище, правдивее, добрее. Зачем?
Для обихода на несколько десятков лет?
Для этого надо запастись, как муравью зернами на зиму, обиходным уменьем жить, такою честностью, которой — синоним ловкость, такими зернами, чтоб хватило на жизнь, иногда очень короткую, чтоб было тепло, удобно… Какие же идеалы
для муравьев? Нужны муравьиные добродетели… Но так ли это? Где доказательства?»
— Мне с того имения присылают деньги: тысячи две серебром — и довольно. Да я
работать стану, — добавил он, — рисовать, писать… Вот собираюсь за границу пожить:
для этого то имение заложу или продам…
— Но чем, скажите, вывод Крафта мог бы ослабить стремление к общечеловеческому делу? — кричал учитель (он один только кричал, все остальные говорили тихо). — Пусть Россия осуждена на второстепенность; но можно
работать и не
для одной России. И, кроме того, как же Крафт может быть патриотом, если он уже перестал в Россию верить?
— Долго рассказывать… А отчасти моя идея именно в том, чтоб оставили меня в покое. Пока у меня есть два рубля, я хочу жить один, ни от кого не зависеть (не беспокойтесь, я знаю возражения) и ничего не делать, — даже
для того великого будущего человечества,
работать на которого приглашали господина Крафта. Личная свобода, то есть моя собственная-с, на первом плане, а дальше знать ничего не хочу.
Оставьте Россию, если вы в ней разуверились, и
работайте для будущего, —
для будущего еще неизвестного народа, но который составится из всего человечества, без разбора племен.
Они находят выгоднее строить европейцам дворцы, копать землю, не все
для одного посева, как у себя в Китае, а
работать на судах, быть приказчиками и, наконец, торговать самим.
Англичане, по примеру других своих колоний, освободили черных от рабства, несмотря на то что это повело за собой вражду голландских фермеров и что земледелие много пострадало тогда, и страдает еще до сих пор, от уменьшения рук. До 30 000 черных невольников обработывали землю, но сделать их добровольными земледельцами не удалось: они
работают только
для удовлетворения крайних своих потребностей и затем уже ничего не делают.
Один какой-то якут сидел тут праздно, между тем мальчишка лет пятнадцати
работал изо всех сил; мне показалось это не совсем удобно
для мальчишки, и я пригласил заняться греблей праздного якута.
Для себя ему, казалось, ничего не нужно было, и он мог удовлетворяться ничем, но
для общины товарищей он требовал многого и мог
работать всякую — и физическую и умственную работу, не покладая рук без сна, без еды.
Нехлюдов посидел несколько времени с стариком, который рассказал ему про себя, что он печник, 53 года
работает и склал на своем веку печей что и счету нет, а теперь собирается отдохнуть, да всё некогда. Был вот в городе, поставил ребят на дело, а теперь едет в деревню домашних проведать. Выслушав рассказ старика, Нехлюдов встал и пошел на то место, которое берег
для него Тарас.
Когда он был на воле, он
работал для, той цели, которую он себе поставил, а именно: просвещение, сплочение рабочего, преимущественно крестьянского народа; когда же он был в неволе, он действовал так же энергично и практично
для сношения с внешним миром и
для устройства наилучшей в данных условиях жизни не
для себя только, но и
для своего кружка.
— Вы заживо меня хороните, доктор! — горячился Ляховский. — У меня все готово, и завещание написано на имя Зоси. Все ей оставляю, а Давиду — триста рублей ежегодной пенсии. Пусть сам учится
зарабатывать себе кусок хлеба…
Для таких шалопаев труд — самое лучшее лекарство… Вы, пожалуйста, не беспокойтесь: у меня давно все готово.
Отдельный стол был поставлен
для баб, которые
работали при затолчке плотины; он теперь походил на гряду с маком и весело пестрел красными, синими и желтыми цветами.
Даже то дело,
для которого он столько
работал, теперь как-то начинало терять интерес в его глазах.
С своей стороны могу сказать только то, что я с удовольствием
поработал бы именно
для такого запутанного дела…
— Ого-го!.. Вон оно куда пошло, — заливался Веревкин. — Хорошо, сегодня же устроим дуэль по-американски: в двух шагах, через платок… Ха-ха!.. Ты пойми только, что сия Катерина Ивановна влюблена не в папахена, а в его карман. Печальное, но вполне извинительное заблуждение даже
для самого умного человека, который
зарабатывает деньги головой, а не ногами. Понял? Ну, что возьмет с тебя Катерина Ивановна, когда у тебя ни гроша за душой… Надо же и ей
заработать на ярмарке на свою долю!..
Для кого
работали кожевенные и стеклянные заводы?
Но тогда же я услышал от иных помещиков и особенно от городских учителей моих, на мои расспросы, что это все притворство, чтобы не
работать, и что это всегда можно искоренить надлежащею строгостью, причем приводились
для подтверждения разные анекдоты.
Ты же
для целого
работаешь,
для грядущего делаешь.
Вот и начал Александр Владимирыч, и говорит: что мы, дескать, кажется, забыли,
для чего мы собрались; что хотя размежевание, бесспорно, выгодно
для владельцев, но в сущности оно введено
для чего? —
для того, чтоб крестьянину было легче, чтоб ему
работать сподручнее было, повинности справлять; а то теперь он сам своей земли не знает и нередко за пять верст пахать едет, — и взыскать с него нельзя.
До железной дороги оставалось еще 43 км. Посоветовавшись с моими спутниками, я решил попытаться пройти это расстояние в один переход.
Для исполнения этого плана мы выступили очень рано. Около часа я
работал опять с огнем. Когда взошло солнце, мы подходили уже к Гоголевке.
Ведь не все же время он
работает, он и сам говорит, что далеко не все время, что без отдыха невозможно
работать, что он много отдыхает, думает о чем-нибудь только
для отдыха, зачем же он думает один, зачем не со мною?»
Он говорил, что
работает для науки, а не
для больных: «я не лечу, а только наблюдаю и делаю опыты».